В 1991 году Петербург впервые узнал о венчурных инвестициях. В те времена, как и все последующее десятилетие, лишь у тех немногих, кто имел заграничных партнеров, было хоть какое-то представление об этом инструменте. В числе таких «продвинутых» оказалась компания «Наука-Сервис», специализировавшаяся на трансфере технологий из институтов РАН в Финляндию. По инициативе этой компании в октябре 1991 года в Петербурге прошла масштабная конференция с участием первых лиц города и ведущих венчурных финансистов мира. Спустя четыре года по инициативе тех же людей из «Науки-Сервис» был создан первый в России венчурный фонд, который инвестировал в высокие технологии, – Российский технологический фонд (РТФ). Теперь управляющая компания «РТФ Менеджмент» планирует создать второй по счету фонд – РТФ-II, который также будет инвестировать в хайтэк. Последнее достижение компании – победа в конкурсе на управление частью средств Российской венчурной компании (РВК), в котором участвовала объединенная команда представителей «РТФ Менеджмент» и группы «Биопроцесс». О том, как выглядит структура классического венчурного фонда и как построена его работа, рассказывают управляющие «РТФ Менеджмент» Дмитрий Лисенков и Евгений Евдокимов. Одна голова хорошо… – Ваша совместная заявка с группой «Биопроцесс» выиграла в конкурсе РВК на управление почти 1,5 млрд рублей. Почему вы решили вступить в это партнерство? Д.Л.: Группа «Биопроцесс» – весьма примечательная структура, которая с конца 1980−х годов развивает различные бизнесы, в том числе инновационные (биотехнологии, лекарства, тонкая химия). Они собрали команду лучших ученых и технологов в сфере фармакологии и биотехнологий (команду возглавляет академик Константин Скрябин). Поэтому, когда мы с ними познакомились, родилась идея создать альянс, используя наш опыт инвестирования и развития венчурных компаний, а также их глубокие познания в технологии производства и развитии именно такого рода бизнесов. – У вас есть на примете компании, достойные инвестирования из нового фонда? Из каких они регионов? Д.Л.: Мы представили жюри РВК семь предварительных проектов. Среди них два проекта из Петербурга, три из Москвы и два из других регионов. Это компании на разных стадиях развития – и те, кто пока на нулевом этапе, и те, у кого выручка 50 млн рублей. На нулевой стадии две компании: одна из сферы биотехнологий, другая – тонкой химии. Это означает, что проекты находятся на уровне тестирования технологии и продажи еще не начались. – Как будет строиться дальнейшая совместная работа? Е.Е.: На данный момент уже создана управляющая компания – Bioprocess Capital Partners (BCP). Фонд же будет формироваться после того, как мы разработаем и утвердим правила доверительного управления в Федеральной службе по финансовым рынкам (ФСФР). Эти правила требуются, поскольку фонд будет создан в форме закрытого паевого инвестиционного (ЗПИФ). В нашем случае 49% паев приобретет государство в обмен на 1,47 млрд рублей. Мы как управляющая компания должны найти инвесторов на 50% паев, а 1% вложить самостоятельно как физические лица. Сейчас в BCP 10 человек, и этот 1% в какой-то пропорции надо разделить между всеми нами. Активно ведутся переговоры с потенциальными инвесторами. В принципе, у нас уже есть предложения внести полную сумму, но мы еще поработаем с базой инвесторов. Мы хотели бы видеть в их числе российских институциональных инвесторов – негосударственные пенсионные фонды, банки и страховые компании. В соответствии с существующими правилами, крайний срок открытия нашего фонда – начало 2008 года. Однако есть намерение первые инвестиции сделать уже до конца текущего года. Ловцы жемчуга – Как был создан фонд РТФ? Что вообще представляет собой процедура создания фонда? Д.Л.: Для начала надо четко разделять понятия «фонд» и «управляющая компания». Фонд не является юридическим лицом, не имеет штата и вообще представляет собой просто счет в банке. Пополняет этот счет и распоряжается им управляющая компания, в нашем случае – «РТФ Менеджмент». Сбор венчурного фонда начинается с определения стратегии его инвестирования. Потенциальным инвесторам надо рассказать, в какие компании будут вложены их деньги, через какой срок они могут ожидать возврата своих инвестиций, сколько смогут заработать. Поскольку среди отцов-основателей нашей компании были известные в венчурном сообществе люди, то частично наш первый фонд сформирован благодаря их контактам. Так, определенные суммы предоставили наши учредители – созданная Питчем Джонсоном компания Asset Management Ltd, а также финский государственный фонд Sitra (Маттс Андерссон в прошлом был ее вице-президентом). А Гарри Фитцгиббонс вообще вложил собственные сбережения. – Как вы организуете процесс поиска и отбора компаний? Д.Л.: Этот процесс напоминает поиск раковин с жемчужинами. Никогда не знаешь, в какой из них прячется сокровище, поэтому ты должен заглянуть как можно глубже. У нас несколько каналов для входящего потока проектов – интернет-сайт, телефон, предложения партнеров и коллег. В среднем в неделю мы рассматриваем более десятка предложений и уже готовых бизнес-планов. Однако на большую часть из них достаточно взглянуть, чтобы выявить очередную модель вечного двигателя. В среднем лишь около 10% проектов переходят в стадию более глубокой проверки. – А что происходит с теми 10% проектов, которые прошли первичный отбор? Е.Е.: С такими компаниями мы подписываем соглашение о конфиденциальности и проводим процедуру детального всестороннего аудита – due diligence. Главное, чтобы компания имела перспективы многократного роста продаж, «чистые» права на интеллектуальную собственность, а также укомплектованную и амбициозную команду менеджеров. Этому вопросу мы уделяем повышенное внимание. Как говорят в венчурной среде, первоклассная команда может сделать успешный бизнес из второсортной технологии. Если результаты деятельности компании соответствуют ряду параметров, мы начинаем готовиться к инвестированию. Согласовываем оценку стоимости компании до инвестиции, распределение долей после перечисления денег, финансовые инструменты, срок инвестиции и ряд других параметров. Подписываем документы и завершаем сделку. И дальше начинается период долгой совместной жизни, который обычно длится от трех до шести лет. Я бы сделал такое сравнение: венчурная инвестиция – это брак по расчету с обязательным разводом. Любая инвестиция заканчивается выходом из компании. Что класть в портфель – Как вы сформировали первый инвестиционный портфель РТФ-I? Д.Л.: В течение нескольких лет мы рассматривали сотни предложений и приняли решение об инвестировании в шесть компаний из разных отраслей, в частности аналитическое приборостроение (ЗАО «Люмэкс-Маркетинг»), телекоммуникации (ОАО «Институт сетевых технологий»), интернет (ЗАО «Интернет-проекты» – известный портал Subscribe.ru). Кстати, «Текра» – наша первая инвестиция – оказалась полностью убыточным проектом. Они делали специальное оборудование для выпуска покрытия-пленки, которое использовалось в том числе для герметизации труб нефтепроводов. Крупные станки, которые они производили, стоили несколько сотен тысяч долларов. Понятно, что в 1998 году за такие деньги ничто не продавалось, достаточно быстро компания не смогла платить по счетам и обанкротилась. А вот ЗАО «Интернет-проекты» стало действительно историей успеха. Оно принесло инвесторам доходность около 50% годовых, что, конечно, не так прибыльно, как Skype, но в разы выше средних показателей по отрасли венчурных инвестиций. – Какую доходность вы ожидаете по итогам закрытия РТФ-I? Е.Е.: Пока весь портфель не реализован, рано говорить о доходности всего фонда. Если расcуждать об отдельных проектах, то по некоторым из них доходность достигает десятков процентов в годовом исчислении. В целом мы стремимся войти в топ-25% среди европейских фондов, созданных, как и мы, в 1995 году. Доходность всех фондов данного периода ранжируется и делится на четыре группы – мы рассчитываем попасть в верхнюю. – А какая сейчас средняя доходность по венчурным инвестициям? Е.Е.: Средняя доходность за 20 лет в США – порядка 18%. Средняя берется потому, что, например, в 2002−2003 годах – после крушения надежд, связанных с интернет-компаниями, – была вообще минусовая доходность. А в конце 1990−х, на пике энтузиазма в отношении «дот-комов», она превышала 30% годовых. У Питча Джонсона – известного венчурного финансиста и одного из наших основателей – за все 42 года работы в венчурном бизнесе средняя доходность составила более 20%. Это очень хороший показатель. – Когда вы планируете создать следующий фонд – РТФ-II? Д.Л.: Пока у нас еще идет работа с РТФ-I: готовим к продаже оставшиеся портфельные компании. При этом мы активно участвуем в структурировании и наполнении фонда по программе РВК. Какое-то время мы будем непосредственно заниматься проектами в рамках BCP. По результатам этой работы решим, когда начинать создание следующего фонда под управлением «РТФ Менеджмент». В реалиях российского рынка венчурных инвестиций имеет смысл говорить о новых венчурных фондах в размере от 30 млн долларов. Следует отметить, что наша совместная работа с «Биопроцессом» дает возможность разделения проектов по отраслевому признаку, когда интересные инвестиции в области биотехнологий и тонкой химии передаются на разработку одному фонду, а другой может брать на себя проекты в иных отраслях. Соблюдается принцип разграничения интересов, но при этом увеличивается охват и существенно расширяется доступ к потенциальному потоку сделок. Главное, чтобы заранее были оговорены принципы работы и существовало взаимопонимание и доверие. Стоимость добавить? – Если я правильно понимаю, то очень существенную роль в работе с портфельными компаниями играют нефинансовые услуги. В чем они заключаются? Е.Е.: Абсолютно верно. Считается, что на 50% успех инвестиции зависит от неформального общения между венчурным фондом и его компаниями. Дело в том, что компании на ранней стадии развития имеют типичные недостатки – это касается наполнения команды, организации управления, стратегического мышления и имеющихся бизнес-контактов. Наша цель – быть партнерами своих портфельных компаний как минимум по этим четырем направлениям. Мы считаем, что один из способов повысить стоимость наших компаний – создание реально работающего совета директоров. В типичной российской модели управления он выполняет номинальную роль – последнее слово всегда за генеральным директором. Мы же стараемся делать совет директоров живым, чтобы люди общались, высказывали свое мнение, выдвигали стратегии. Мы сами входим в этот совет, чтобы задавать тон. Я, например, являлся председателем совета директоров ЗАО «Интернет-проекты» с осени 2003 года вплоть до выхода из этой компании. Однако самое главное, основной показатель успеха – когда менеджеры сами советуются с нами, воспринимают нас как партнеров. – Приведите пример, когда из такого партнерства родилось стратегическое решение, которое сильно изменило бизнес компании. Е.Е.: Это партнерство проистекает не в форме подсказывания или навязывания каких-то решений. Мы в первую очередь ожидаем от наших портфельных компаний инициативы, предложений, мнений – особенно в отношении технологических вопросов. Яркий пример – ОАО «Институт сетевых технологий». Однажды они нам рассказали про стандарт передачи данных ZigBee – протокол, удобный для использования в технологии «умного дома» и для автоматизации производства. Оборудование, работающее на основе этого протокола, более функциональное и менее энергоемкое. Оказалось, что не так много компаний, которые работают над развитием этой технологии, и есть реальная возможность занять существенную долю на мировом рынке. Проанализировав все это, мы стали всячески поддерживать компанию в реализации этого проекта. Результат – компания завершила внедрение в серийное производство линейки продуктов на основе стандартов ZigBee. Д.Л.: Стратегическое решение, которые мы рекомендуем всем своим компаниям, – проведение аудита по международным стандартам финансовой отчетности (МСФО). Предложив это достаточно трудоемкое мероприятие руководству ряда компаний, мы столкнулись с непониманием важности такого шага. Однако практика показала, что в большинстве случаев это добавляет стоимость бизнесу, за счет того что для потенциальных партнеров компания становится гораздо понятнее. – Вы еще говорили о том, что помогаете компаниям в сфере бизнес-контактов…; Д.Л.: За десять лет мы наработали широкую сеть контактов с другими венчурными фондами, инвестиционными компаниями, бизнесменами. Директора «РТФ Менеджмента», занимающие у себя на родине видные места в бизнес-среде, расширяют сеть наших контактов до международного уровня. Поэтому мы стараемся максимально помогать своим компаниям выходить на международные рынки – от поиска иностранных покупателей до выбора потенциального стратегического инвестора. – В чем, на ваш взгляд, сложность работы венчурного инвестора в России? Е.Е.: Главная проблема в том, что довольно сложно общаться с учеными. Ученые очень трепетно относятся к результатам своей работы. Любая критика в сторону их детища зачастую воспринимается в штыки. Поэтому когда начинаешь задавать конкретные вопросы, это вызывает только раздражение. Типичный ответ ученого, который я услышал во время недавней поездки во Владивосток: «Что вы меня спрашиваете, сколько у меня билет будет стоить на моем экраноплане, когда я просчитываю торпедные атаки в уме!» Или другой забавный пример. Нам недавно прислали проект, где в разделе «Риски» написано следующее: «Основной риск связан с повреждением конструкций в процессе испытаний. Однако вероятность того, что все конструкции получат одинаковые повреждения, мала. Из трех поврежденных объектов можно собрать два или в крайнем случае один, который можно продать на аукционе»… При этом во время общения с предпринимателями нельзя показывать эмоций. А когда большая часть круга общения состоит из таких вот ученых-самородков, процесс усложняется. /, № 21(323), 4 июня 2007/ |